– А я даже слова такого не знаю! – сказал Сенечка.

– Когда нам выходить? – спросила Ирка.

– Скоро, – сказал возница.

– Как вас зовут? – спросил я. Мне показалось неправильным не оставить в своей памяти человека, который так много для нас сделал.

– Густав, – ответил возница. И продолжал: – Сейчас мы выйдем ко рву. Разговаривать там нельзя. На башне уже много милиционеров. Спонсоры не хотят случайностей.

– А как мы поднимемся на нее? – спросил я.

– Этого не надо будет делать. Все равно не забраться.

– А как?

– Под водой во рву есть вход в башню. Он служит для тех случаев, если воду из рва спустят. Для чистки или ремонта. О нем никто не знает. Мы сами узнали случайно – в архиве нашли планы башни.

В вечерней тишине донесся бой часов на здании вокзала.

– Пора, – сказал Густав. – Нам должны принести надувную лодку.

Молчаливой процессией мы спустились ко рву. Вода в нем неслась как в горной реке.

– Почему это так происходит? – спросил я шепотом.

– Там у них установлена машина, – Густав махнул рукой в направлении башни, – чтобы никто не мог подплыть к башне.

Костяная голова одного из чудовищ, обитавших во рву, высунулась на мгновение из воды и исчезла, унесенная течением.

– А кто эти чудовища? – спросил я. – Драконы?

– Драконы? – Густав меня не понял.

– Если свалишься в воду, живым не выбраться, – прошептала Ирка.

– Здесь нет драконов, – сказал Густав. – Не понимаю, о чем вы говорите.

– Разве вы не видели голову?

Возница улыбнулся – в полутьме сверкнули его зубы.

Он вытащил из кармана хлеб, отщипнул от него кусок и, размахнувшись, кинул в воду выше по течению.

Тут же из воды высунулась голова чудовища. Рядом – другая. Кусок хлеба исчез.

– Что это?

– Это большие черепахи, – сказал возница. – Они безопасные. Но если не знаешь, то страшные.

У нас в городе все думают, что они едят людей. И кто-то поддерживает эти слухи.

– А где вход в башню? – спросил я.

– Видите вырубленный в башне над водой крест? – ответил вопросом Густав.

Я пригляделся. Кажется, я его разглядел.

– Под ним есть вход в башню. У самого дна рва. Он забран решеткой, которая закрыта на засов.

Время шло. Вышла луна, в маленьком городском парке под гирляндами керосиновых фонариков играл небольшой оркестр.

– Где же ваша лодка? – спросила Ирка.

– Сам хотел бы знать, – ответил возница. – Уже полчаса как они должны были принести лодку.

Мы ждали. Говорить не хотелось. Что-то случилось.

– Может, вы сходите и спросите? – сказала Ирка.

– Это в другом конце города, – сказал Густав, – за вокзалом. А через полчаса город объявляется спящим. И уже нельзя по нему ходить. С этим у нас строго.

– Тогда спешите, узнайте, – сказал я.

Густаву не хотелось идти, но он понимал, что мы правы.

– Никуда не уходить! – с преувеличенной строгостью произнес он.

– Не беспокойтесь.

Его шаги удалились. Было тихо. Из парка доносилась музыка, кто-то высоко над нами засмеялся. Башня поднималась черная и неприступная. На ее вершине между зубцами загорелся маленький, но яркий огонек. Потом расширяющийся луч света скользнул по стене – видно, кто-то перегнулся через парапет и осветил стену сверху. Луч фонарика не достиг воды. Вода мчалась у наших ног беззвучно и быстро. При свете луны я увидел, как к поверхности поднялась гигантская черепаха.

Не знаю, сколько прошло времени – но, наверное, не меньше часа. Густав не возвращался. Сенечка извелся – ребенку трудно ждать.

Оркестр в парке перестал играть, огоньки в домах гасли один за другим. Густав все не шел.

Вдруг издали, сверху, со стороны вокзала донесся короткий предупреждающий крик. Мы замерли, вслушиваясь. Снова крик. Мне показалось, что слышны были быстрые шаги – кто-то убегал. Потом резкий короткий звук – один, два, три…

– Это выстрелы, – тихо сказала Ирка. Она поднялась на ноги.

В городе все умолкло.

– Я поднимусь по течению, – сказал я, – и нырну. С таким расчетом, чтобы меня снесло течением к решетке.

– Ничего не получится, – сказал Сенечка. – Сунь руку в воду. И увидишь.

Я спустился к самой воде и сунул руку в холодную воду. Несущаяся вода ударила по ней, как ударяет водопад. Мою руку буквально выбросило из потока.

Я и не ожидал, что течение такое быстрое.

Ирка тоже попробовала воду.

– Ничего не получится, – грустно сказала она. – Это глупо – столько готовились, а ничего не получится.

Мы еще постояли, прислушиваясь и надеясь, что услышим шаги Густава. Но никто не спускался ко рву.

– На складе я видел веревку, – сказал Сенечка.

– Зачем тебе?

– Мне надо будет добраться до двери, до решетки, и привязать к ней веревку. И тогда вы переберетесь туда, держась за веревку.

– Легко сказать, – ухмыльнулся я, – а ты представляешь, куда тебя вынесет водой?

– Веревки там много? – спросил Сеня.

– Много, – сказала Ирка.

– Это хорошо, – сказал Сенечка голосом умудренного жизнью человека, который не желает тратить время на споры со мной – мальчишкой. – Нам надо много веревки. Только вы меня слушайтесь и не спорьте.

Когда у людей не остается надежды, то даже мальчик-с-пальчик может стать ее источником – главное, чтобы он был уверен в себе.

– Ты скажи, зачем тебе много веревки? – спросила Ирка.

Сенечка без лишних слов поспешил к складу.

– Нам некогда, – сказал он. – Если ваш Густав попался ментам, то они его допросят, и он скажет, что мы здесь.

Это было разумно, и Ирка больше не задавала вопросов. Мы направились к складу.

Там было темно. Я чиркнул кремнем и запалил зажигалку, которую подарил мне отец Николай. Зажигалка была масляная, огонек ее чадил и почти не давал света.

При свете зажигалки мальчик разобрал веревки и объяснил нам свою мысль.

Сеня не будет пытаться переплывать ров – все равно унесет. Но в отличие от нас, которые не могут дышать под водой, для него вода все равно что воздух. Так что, если мы отыщем камень потяжелее, малыш сможет пробраться к двери по дну, что сделать куда легче, чем плыть по поверхности. С собой он возьмет веревку и привяжет ее к решетке в башне – сделает таким образом мост. Держась за веревку, мы сможем переплыть ров.